Неточные совпадения
Когда же Базаров, после неоднократных обещаний вернуться никак не позже месяца, вырвался наконец из удерживавших его объятий и сел в тарантас; когда лошади тронулись, и колокольчик зазвенел, и колеса завертелись, — и вот уже глядеть вслед было незачем, и пыль улеглась, и Тимофеич, весь сгорбленный и шатаясь
на ходу, поплелся назад в свою каморку; когда старички остались одни в своем, тоже как будто внезапно съежившемся и подряхлевшем доме, — Василий Иванович, еще за несколько мгновений молодцевато махавший
платком на крыльце, опустился
на стул и уронил голову
на грудь.
На костях его плеч висел широкий пиджак железного цвета, расстегнутый
на груди, он показывал сероватую рубаху грубого холста;
на сморщенной шее, под острым кадыком, красный, шелковый
платок свернулся в жгут,
платок был старенький и посекся
на складках.
Отскочив от него, она бросилась
на диван, ее пестренькое лицо сразу взмокло слезами; задыхаясь, всхлипывая, она взмахивала
платком в одной руке, другою колотила себя по
груди и мычала, кусая губы.
Тагильский вытер
платком лысину и надел шляпу. Самгин, наоборот, чувствовал тягостный сырой холод в
груди, липкую, почти ледяную мокрядь
на лице. Тревожил вопрос: зачем этот толстяк устроил ему свидание с Безбедовым? И, когда Тагильский предложил обедать в ресторане, Самгин пригласил его к себе, пригласил любезно, однако стараясь скрыть, что очень хочет этого.
Он долго и осторожно стягивал с широких плеч старенькое пальто, очутился в измятом пиджаке с карманами
на груди и подпоясанном широким суконным поясом, высморкался, тщательно вытер бороду
платком, причесал пальцами редкие седоватые волосы, наконец не торопясь прошел в приемную, сел к столу и — приступил к делу...
Платье сидело
на ней в обтяжку: видно, что она не прибегала ни к какому искусству, даже к лишней юбке, чтоб увеличить объем бедр и уменьшить талию. От этого даже и закрытый бюст ее, когда она была без
платка, мог бы послужить живописцу или скульптору моделью крепкой, здоровой
груди, не нарушая ее скромности. Платье ее, в отношении к нарядной шали и парадному чепцу, казалось старо и поношенно.
— Что ж, там много бывает? — спросил Обломов, глядя, чрез распахнувшийся
платок,
на высокую, крепкую, как подушка дивана, никогда не волнующуюся
грудь.
Захар не нашел, что сказать, только вздохнул так, что концы шейного
платка затрепетали у него
на груди.
Но бабушка, насупясь, сидела и не глядела, как вошел Райский, как они обнимались с Титом Никонычем, как жеманно кланялась Полина Карповна, сорокапятилетняя разряженная женщина, в кисейном платье, с весьма открытой шеей, с плохо застегнутыми
на груди крючками, с тонким кружевным носовым
платком и с веером, которым она играла, то складывала, то кокетливо обмахивалась, хотя уже не было жарко.
Голос Марьи Степановны раздавался в моленной с теми особенными интонациями, как читают только раскольники: она читала немного в нос, растягивая слова и произносила «й» как «и». Оглянувшись назад, Привалов заметил в левом углу, сейчас за старухами, знакомую высокую женскую фигуру в большом
платке, с сложенными по-раскольничьи
на груди руками. Это была Надежда Васильевна.
Одет он был так, как вы знаете по бесчисленным фотографиям, картинкам, статуэткам:
на нем была красная шерстяная рубашка и сверху плащ, особым образом застегнутый
на груди; не
на шее, а
на плечах был
платок, так, как его носят матросы, узлом завязанный
на груди. Все это к нему необыкновенно шло, особенно его плащ.
Но виновный был нужен для мести нежного старика, он бросил дела всей империи и прискакал в Грузино. Середь пыток и крови, середь стона и предсмертных криков Аракчеев, повязанный окровавленным
платком, снятым с трупа наложницы, писал к Александру чувствительные письма, и Александр отвечал ему: «Приезжай отдохнуть
на груди твоего друга от твоего несчастия». Должно быть, баронет Виллие был прав, что у императора перед смертью вода разлилась в мозгу.
Наконец
на высоком пороге показалась стройная девушка, покрытая большим шейным
платком, который плотно охватывал ее молодую головку, перекрещивался
на свежей
груди и крепким узлом был завязан сзади.
Он был очень самостоятелен и почти никогда не дожидался звонка
на перемену. Просто доставал надушенный
платок из тонкого полотна, отряхивал свою
грудь и руки от еле заметных пылинок мела, встряхивал
платком и, не сказав ни слова, уходил, когда ему хотелось.
Заметив вдруг неплотно застегнутую
грудь, она покраснела, торопливо оправила платье, схватила с кресел еще вчера брошенный ею при входе красный
платок и накинула
на шею.
Она похожа
на маленький дом,
грудь у нее выпятилась, подобно крыльцу; красное лицо, прикрытое и срезанное зеленым
платком, напоминает слуховое окно, в час, когда стекла его отражают солнце.
Но она не бралась. Большая, дебелая, она, опустив глаза и перебирая пальцами бахрому
платка на груди, однообразно и лениво говорила...
Она опустила голову, словно задумалась, поднесла
платок к губам, и судорожные рыдания с потрясающею силою внезапно исторглись из ее
груди… Она бросилась лицом
на диван, старалась заглушить их, но все ее тело поднималось и билось, как только что пойманная птичка.
Марьяна, пообедав, подложила быкам травы, свернула свой бешмет под головы и легла под арбой
на примятую сочную траву.
На ней была одна красная сорочка, то есть шелковый
платок на голове, и голубая полинялая ситцевая рубаха; но ей было невыносимо жарко. Лицо ее горело, ноги не находили места, глаза были подернуты влагой сна и усталости; губы невольно открывались, и
грудь дышала тяжело и высоко.
Снова замешательство выразилось
на лице девки. Прекрасные глаза подернулись как туманом. Она спустила
платок ниже губ и, вдруг припав головой к белому личику ребенка, державшего ее за монисто, начала жадно целовать его. Ребенок упирался ручонками в высокую
грудь девки и кричал, открывая беззубый ротик.
Круциферская была поразительно хороша в эту минуту; шляпку она сняла; черные волосы ее, развитые от сырого вечернего воздуха, разбросались, каждая черта лица была оживлена, говорила, и любовь струилась из ее синих глаз; дрожащая рука то жала
платок, то покидала его и рвала ленту
на шляпке,
грудь по временам поднималась высоко, но казалось, воздух не мог проникнуть до легких.
И точно, старуха покраснела, раздулась, расстегнула даже
платок на груди и отпала.
Пестрый
платок, накинутый
на скорую руку
на ее белокурые волосы, бросал прозрачную тень
на чистый, гладкий лоб девушки и слегка оттенял ее глаза, которые казались поэтому несколько глубже и задумчивее; белая сорочка, слегка приподнятая между плечами молодою
грудью, обхватывала стан Дуни, перехваченный клетчатой юбкой, или понявой, исполосованной красными клетками по темному полю.
Он выхватил ее
платок, спрятанный у него
на груди, прижался к нему губами, и тонким ядом разлились по его жилам знойные воспоминания.
Он наклонил голову — подбородок и щеки его расплылись, упираясь в
грудь, — поставил чашку
на стол, смахнул
платком капли кофе с серых брюк и вытер потное лицо.
Она всё молчала. Серая, как из камня вырубленная, девушка стояла неподвижно, только концы
платка на груди её вздрагивали.
— Что с вами такое? — спросил Долинский. Юлия села
на диван и закрыла
платком лицо. Плечи и
грудь ее подергивались, и было слышно, как она силится удержать рыдания.
Рыжий офицер опять махнул
платком. Из стволов вырвались одновременно двенадцать огненных язычков, затем клубов белого дыма, слившихся в сплошную массу, и белый саван
на привязанном солдатике дрогнул, всколыхнулся раза три, а голова его в белом колпаке бессильно повисла
на груди.
Александра Павловна вошла в избу. В ней было и тесно, и душно, и дымно… Кто-то закопошился и застонал
на лежанке. Александра Павловна оглянулась и увидела в полумраке желтую и сморщенную голову старушки, повязанной клетчатым
платком. Покрытая по самую
грудь тяжелым армяком, она дышала с трудом, слабо разводя худыми руками.
Не посрамила и Берта Ивановна земли русской,
на которой родилась и выросла, — вынула из кармана белый
платок, взяла его в руку, повела плечом,
грудью тронула, соболиной бровью мигнула и в тупик поставила всю публику своей разудалою пляскою. Поляк с своей залихватской мазуркой и его миньонная дамочка были в карман спрятаны этой парой.
Эмилия снимает с себя белую кофточку и берется рукою за кисейный
платок на груди своей…
Он шел быстро, делая широкие шаги, а та гналась за ним, задыхаясь, едва не падая, горбатая, свирепая;
платок у нее сполз
на плечи, седые, с зеленоватым отливом волосы развевались по ветру. Она вдруг остановилась и, как настоящая бунтовщица, стала бить себя по
груди кулаками и кричать еще громче, певучим голосом, и как бы рыдая...
Когда он оттолкнулся от берега, то увидал над зеленью кустарника её лицо: возбуждённое, глазастое, с полуоткрытыми улыбкой губами, оно было как большой розовый цветок. Простоволосая, с толстой косою
на груди, она махала ему
платком, рука её двигалась утомлённо, неверно, и можно было думать, что девушка зовёт его назад.
Она вздохнула, не торопясь достала из-за пояса
платок, заботливо вытерла потное лицо Николая, потом, перекинув
на грудь себе толстую косу, молча стала играть розовой лентой, вплетённой в конец её. Брови её сошлись в одну линию, она плотно поджала красные губы и пытливо уставилась глазами в сердитое, хмурое лицо Назарова.
Два месяца прошло. Во тьме ночной,
На цыпочках по лестнице ступая,
В чепце,
платок накинув шерстяной,
Являлась к Саше дева молодая;
Задув лампаду, трепетной рукой
Держась за спинку шаткую кровати,
Она искала жарких там объятий.
Потом,
на мягкий пух привлечена,
Под одеяло пряталась она;
Тяжелый вздох из
груди вырывался,
И в жарких поцелуях он сливался.
Она сидела одна-одинехонька, как будто нарочно выбрав такое уединенное место, склонив голову
на грудь и машинально перебирая в руках
платок.
Аннушка сняла с головы
платок и стала красивее: волосы у нее были волнистые, каштановые, глаза — продолговатые, карие. Она то прищуривала их, то открывала, перебирая пальцами полной и белой руки сборки ситцевой кофточки
на груди.
Он был бледен, как
платок, и хорошенькая головка,
на которой заметна была только тень того воинственного восторга, который одушевлял ее за минуту перед этим, как-то страшно углубилась между плеч и спустилась
на грудь.
Но уже импровизатор чувствовал приближение бога… Он дал знак музыкантам играть… Лицо его страшно побледнело, он затрепетал как в лихорадке; глаза его засверкали чудным огнем; он приподнял рукою черные свои волосы, отер
платком высокое чело, покрытое каплями пота… и вдруг шагнул вперед, сложил крестом руки
на грудь… музыка умолкла… Импровизация началась.
Еще половины песни не пропели, как началось «раденье». Стали ходить в кругах друг зá другом мужчины по солнцу, женщины против. Ходили, прискакивая
на каждом шагу, сильно топая ногами, размахивая пальмами и
платками. С каждой минутой скаканье и беганье становилось быстрей, а пение громче и громче. Струится пот по распаленным лицам, горят и блуждают глаза,
груди у всех тяжело подымаются, все задыхаются. А песня все громче да громче, бег все быстрей и быстрей. Переходит напев в самый скорый. Поют люди Божьи...
Высокая
грудь, покрытая ковровым
платком, дышала здоровьем, быстрые черные глаза то следили через окно за убегающими полями, то робко взглядывали
на госпожу, то беспокойно окидывали углы кареты.
Савелий сердито выдыхнул из
груди весь воздух и резко повернулся к стене. Минуты через три он опять беспокойно заворочался, стал в постели
на колени и, упершись руками о подушку, покосился
на жену. Та все еще не двигалась и глядела
на гостя. Щеки ее побледнели, и взгляд загорелся каким-то странным огнем. Дьячок крякнул, сполз
на животе с постели и, подойдя к почтальону, прикрыл его лицо
платком.
На пороге умывальной стояла уже не одна, а две черные фигуры. Плотная пожилая женщина с лицом, как две капли воды похожим
на лицо Варварушки, и Соня Кузьменко, одетая в черную скромную одежду монастырской послушницы и черным же
платком, плотно окутывавшим голову и перевязанным крест-накрест
на груди. При виде Дуни она попятилась было назад, но ободряющий голос Варварушки успокоил ее.
Вдруг страшный припадок удушливого кашля заставил смолкнуть бедняжку. Она схватилась за
грудь и поднесла
платок к губам.
На белом полотне резко выделились две кровавые кляксы.
Рука была перевязана носовым
платком, и френч Леонида накинут
на грудь. По лесу гулко раздавались еще мужские голоса, трещали кусты под ногами лошадей. Но уже много дальше. Иногда, словно удар пастушьего кнута, перекатывался по лесу выстрел.
Володя поднялся и растерянно поглядел
на Нюту. Она только что вернулась из купальни.
На ее плечах висели простыня и мохнатое полотенце, и из-под белого шелкового
платка на голове выглядывали мокрые волосы, прилипшие ко лбу. От нее шел влажный, прохладный запах купальни и миндального мыла. От быстрой ходьбы она запыхалась. Верхняя пуговка ее блузы была расстегнута, так что юноша видел и шею и
грудь.
В горле у него захрипело. Он закашлялся и приложил
платок к губам. Теркину показалось, что
на платке красные пятна, но сам Аршаулов не заметил этого, сунул
платок в наружный карман пальто и опять стал давить
грудь обеими руками своим обычным жестом.
От шубы Анны Серафимовны шел смешанный запах духов и дорогого пушистого меха. Ее изящная голова, окутанная в белый серебристый
платок, склонилась немного в его сторону. Глаза искрились в темноте. До Палтусова доходило ее дыхание. Одной рукой придерживала она
на груди шубу, но другая лежала
на коленях, и кисть ее выставилась из-под края шубы. Он что-то предчувствовал, хотел обернуться и посмотреть
на нее пристальнее, но не сделал этого.
Слуга, храпевший за перегородкою, встрепенулся, как ретивый конь
на зов бранной трубы, вскочил со своего ложа и явился перед лицом своего господина. Это был человек лет сорока, небольшого роста, неуклюжий, с простоватой физиономией, с приплюснутым несколько носом, с глазами, ничего не говорящими. Он не успел второпях обвязать шею
платком и застегнуть сюртук, мохнатая
грудь его была открыта.
Солдат, поддерживавший Лопухина, бережно опустил его
на траву. Александр Васильевич расстегнул рубашку
на его
груди. Она вся была залита кровью. Он вынул свой носовой
платок, осторожно вытер кровь и обнаружил рану в правом боку. Пуля остановилась между двух ребер. Из растревоженной раны появилось сильное кровотечение. При каждом движении, даже дыхании несчастного, кровь текла ручьем. Суворов сильно прижал рану двумя пальцами.